Страна синих рейтуз
Normal
0
false
false
false
RU
X-NONE
X-NONE
Вспомнила вот кое-что.
Я уже упоминала, что школу закончила в закрытом городе. Статус города предполагал прямое подчинение Москве, минуя область и прямое же снабжение дефицитными товарами зарубежного легкопрома. Хотя вещи были красивыми и очень-очень импортными, у всех они были примерно одинаковыми. В сером городе Свердловске, где я училась в универе, это позволяло выглядеть броско и модно. К тому же я осуществила некоторый, как сейчас говорят, ребрендинг, отрезав косы, сделав химическую завивку, проткнув уши и научившись использовать помаду вместо дефицитных тогда румян.
Была у меня тогда подруга Танька. На втором курсе она собралась замуж. За азербайджанца. Его звали, допустим, Намик. Он всю жизнь провел в России, «языка предков» не знал, имел русскую ментальность, и принадлежность к нации выдавала только его колоритная внешность. Колорит существенным образом дополнялся довольно обширной лысиной и желтыми зубами. По нашим меркам он был старый – что-то около двадцати шести лет, однако Танька каким-то непостижимым для меня образом (аттестат ПТУ и блестящая лысина казались тогда непреодолимыми препятствиями для зарождения любовных чувств к их обладателю) его полюбила. Впрочем, с ним было весело, к тому же, невзирая на биографию, он имел реноме «кавказского мужчины», о потому поил визжащих Танькиных подруг коньяком, а мне как-то подарил трехтомник «Истории Франции». Его мать и брат жили в Баку, и предполагалось, что после свадьбы молодые с небольшой свитой отправятся туда в гости. Я в свите состояла.
Накануне свадьбы будущая свекровь прислала невесте большой чемодан с подарками. Ах, что это были за подарки! Когда Намик распахнул крышку, мы с Танькой застонали, увидев несметные сокровища - подарки сказочной пери. Я и сейчас, когда это пишу, ощущаю муршаки! Это была роскошь султанского гарема, тысяча и одна ночь, сокровища Али-Бабы, сераль Топкапы! Что-то кружевное, золотое, парчово-шелковое, бархатно-атласное, серебристо-жемчужное. Стекляшки-самоцветы, сверкающие призрачные алмазы, прихотливые восточные узоры тканей слепили вычурным мишурным блеском. Таинственный Азербайджан манил к себе сказочным сиянием искусных подделок. Мы с Танькой трясущимися руками разбирали чемодан, и, как завистливые сестры в «Аленьком цветочке» думали про себя: «Какие же тогда там богатства! Невиданные да неслыханные!». Впрочем, вся эта роскошь при ближайшем рассмотрении с утилитарной точки зрения оказалась совершенно бесполезной или полезной лишь частично. Однако в годы тотального дефицита и синих рейтуз с начесом все эти платочки-носочки, косыночки-шарфики, заколочки-ленточки, брелочки-сувенирчики, бонбоньерки-флакончики – яркие, красивые, заморские казались волшебством. Там же нашлась пара бутылок азербайджанского коньяка, пришедшихся как нельзя кстати. Мне-то вся эта роскошь казалась еще более великолепной, так как к содержимому чемодана я никакого отношения не имела, и все предназначалось Таньке (не считая коньяк, конечно).
Мы тут же сели отмечать приезд Намика и чемодана. Кроме нас на торжестве присутствовала хозяйка Танькиной квартиры. Я думаю, что лет ей было примерно под сорок. Но это совершенн не поддавалось определению - из-за постоянного употребления алкоголя в виде водки. Причем, было ощущение, что эта привычка – постоянно опрокидывать стопарь – на прочих (кроме внешности) сферах ее жизни никак не сказывалась. Она работала в ресторане поваром на вторых блюдах. Работу никогда не пропускала, вставала рано, в дом никого не водила, на сына не орала, не буйствовала. Вечером из ресторана приносила много вкусной еды, кормила не только себя и сына, но и нас с Танькой, а сама за вечер постепенно приходовала бутылку водки.
Баку мне показался «заграницей». Я никогда не была на востоке, включая и то, что подразумевалось под этим словом в Советском Союзе. Поэтому он стал для меня одновременно Багдадом и Дамаском, Мервом и Самаркандом, Магрибом и Левантом. Гостеприимство, обилие еды и коньяка, почти настоящее море, Девичья башня (хотелось называть ее правильно – Гыз-заласы), заманчивые и ненужные товары, выставленные прямо тротуарах, цветы в феврале, а в особенности пустые улочки Старого города поначалу произвели должное впечатление. Сомнения сказочности места возникали лишь при взгляде на мужчин – Тофиков, Рафиков, Намиков, Натиков – в глазах которых плескалась откровенная похоть. И постепенно мираж развеялся, рассыпался, исчез, улетучился. Волшебный восток сгинул навсегда. Застыл брошенными мертвыми городами, серыми склепами вокруг мечетей, причудливой вязью на обложке книги арабских сказок. Но чемодан – его я не забуду никогда! А рейтузы (по мнению моей мамы - необходимейшая часть женского туалета) я еще долго периодически обнаруживала в заботливых маминых посылках)))
0
false
false
false
RU
X-NONE
X-NONE
Вспомнила вот кое-что.
Я уже упоминала, что школу закончила в закрытом городе. Статус города предполагал прямое подчинение Москве, минуя область и прямое же снабжение дефицитными товарами зарубежного легкопрома. Хотя вещи были красивыми и очень-очень импортными, у всех они были примерно одинаковыми. В сером городе Свердловске, где я училась в универе, это позволяло выглядеть броско и модно. К тому же я осуществила некоторый, как сейчас говорят, ребрендинг, отрезав косы, сделав химическую завивку, проткнув уши и научившись использовать помаду вместо дефицитных тогда румян.
Была у меня тогда подруга Танька. На втором курсе она собралась замуж. За азербайджанца. Его звали, допустим, Намик. Он всю жизнь провел в России, «языка предков» не знал, имел русскую ментальность, и принадлежность к нации выдавала только его колоритная внешность. Колорит существенным образом дополнялся довольно обширной лысиной и желтыми зубами. По нашим меркам он был старый – что-то около двадцати шести лет, однако Танька каким-то непостижимым для меня образом (аттестат ПТУ и блестящая лысина казались тогда непреодолимыми препятствиями для зарождения любовных чувств к их обладателю) его полюбила. Впрочем, с ним было весело, к тому же, невзирая на биографию, он имел реноме «кавказского мужчины», о потому поил визжащих Танькиных подруг коньяком, а мне как-то подарил трехтомник «Истории Франции». Его мать и брат жили в Баку, и предполагалось, что после свадьбы молодые с небольшой свитой отправятся туда в гости. Я в свите состояла.
Накануне свадьбы будущая свекровь прислала невесте большой чемодан с подарками. Ах, что это были за подарки! Когда Намик распахнул крышку, мы с Танькой застонали, увидев несметные сокровища - подарки сказочной пери. Я и сейчас, когда это пишу, ощущаю муршаки! Это была роскошь султанского гарема, тысяча и одна ночь, сокровища Али-Бабы, сераль Топкапы! Что-то кружевное, золотое, парчово-шелковое, бархатно-атласное, серебристо-жемчужное. Стекляшки-самоцветы, сверкающие призрачные алмазы, прихотливые восточные узоры тканей слепили вычурным мишурным блеском. Таинственный Азербайджан манил к себе сказочным сиянием искусных подделок. Мы с Танькой трясущимися руками разбирали чемодан, и, как завистливые сестры в «Аленьком цветочке» думали про себя: «Какие же тогда там богатства! Невиданные да неслыханные!». Впрочем, вся эта роскошь при ближайшем рассмотрении с утилитарной точки зрения оказалась совершенно бесполезной или полезной лишь частично. Однако в годы тотального дефицита и синих рейтуз с начесом все эти платочки-носочки, косыночки-шарфики, заколочки-ленточки, брелочки-сувенирчики, бонбоньерки-флакончики – яркие, красивые, заморские казались волшебством. Там же нашлась пара бутылок азербайджанского коньяка, пришедшихся как нельзя кстати. Мне-то вся эта роскошь казалась еще более великолепной, так как к содержимому чемодана я никакого отношения не имела, и все предназначалось Таньке (не считая коньяк, конечно).
Мы тут же сели отмечать приезд Намика и чемодана. Кроме нас на торжестве присутствовала хозяйка Танькиной квартиры. Я думаю, что лет ей было примерно под сорок. Но это совершенн не поддавалось определению - из-за постоянного употребления алкоголя в виде водки. Причем, было ощущение, что эта привычка – постоянно опрокидывать стопарь – на прочих (кроме внешности) сферах ее жизни никак не сказывалась. Она работала в ресторане поваром на вторых блюдах. Работу никогда не пропускала, вставала рано, в дом никого не водила, на сына не орала, не буйствовала. Вечером из ресторана приносила много вкусной еды, кормила не только себя и сына, но и нас с Танькой, а сама за вечер постепенно приходовала бутылку водки.
Баку мне показался «заграницей». Я никогда не была на востоке, включая и то, что подразумевалось под этим словом в Советском Союзе. Поэтому он стал для меня одновременно Багдадом и Дамаском, Мервом и Самаркандом, Магрибом и Левантом. Гостеприимство, обилие еды и коньяка, почти настоящее море, Девичья башня (хотелось называть ее правильно – Гыз-заласы), заманчивые и ненужные товары, выставленные прямо тротуарах, цветы в феврале, а в особенности пустые улочки Старого города поначалу произвели должное впечатление. Сомнения сказочности места возникали лишь при взгляде на мужчин – Тофиков, Рафиков, Намиков, Натиков – в глазах которых плескалась откровенная похоть. И постепенно мираж развеялся, рассыпался, исчез, улетучился. Волшебный восток сгинул навсегда. Застыл брошенными мертвыми городами, серыми склепами вокруг мечетей, причудливой вязью на обложке книги арабских сказок. Но чемодан – его я не забуду никогда! А рейтузы (по мнению моей мамы - необходимейшая часть женского туалета) я еще долго периодически обнаруживала в заботливых маминых посылках)))
9 комментариев
Поправим!