Про носы и искусство

Normal
0




false
false
false

RU
X-NONE
X-NONE













MicrosoftInternetExplorer4























































































































































Дорогие подруги! Действующие и потенциальные! Что-то мы все про носы, да про носы. Это и понятно – конкурс. Количество желающих нарастает с какой-то угрожающей быстротой. За кого голосовать – непонятно.
В качестве приободрения будущих непобедительниц демонстрирую свой нос, с которым я прожила сорок пять лет и, по-видимому, с ним же закончу свои дни. Я к нему так сильно привыкла, что отказалась от операции на кастинге «страшно красивых» когда мне поставили условие – или нос, или «досвидос».



Но пост не об этом. У нас же тут принято делиться разными впечатлениями. А я увлечена не только анализом лиц стареющих теток). К тому же это вы увидите пример того, как вообще практически в отсутсвии носа можно быть привлекателной))). Надеюсь, что кто-то прочитает до конца)
У нас в Москве в Пушкинском как-то не заметно для меня в отделе личных коллекций оказалась выставка западноевропейской живописи из музеев Украины под названием «Возвращение «Святого Луки».
Там среди прочих картин скромно и незаметно висят себе две одни из самых ранних имеющихся в распоряжении человечества икон.





По мнению некоторых искусствоведов не то чтобы даже «одни из», а просто самые ранние. Из сохранившихся, разумеется. Датируют их по-разному, но разброс не очень большой – к. V- к.VI вв.
Размещены они не броско, с христианской смиренностью, в углу, рядом с проходом в другой зал. На другой стороне угла, гордо отвернувшись от наших икон, устремив надменный взгляд в уходящую стену, соседствует «Патриций» Джентиле Беллини.
Очереди для осмотра полуторатысячилетних икон не было. Посетители оставались равнодушными, уделяя им даже меньше внимания, чем некоторым другим сюжетным, богатым персонажами картинам.
Это дало возможность как следует их рассмотреть. «Вживую» они впечатляют гораздо больше, чем на картинке. Древняя техника энкаустики (с использованием воска) в которой выполнены иконы придает изображению необычайную сверхобъемность. Фигуры даже становятся похожими на лепные статуи. А отсутствие светлой подкладки под лики придает им какую-то древнюю мудрость.
Иоанн – настоящий анахорет первых веков христианства. Кстати, это первое (из сохранившихся) самостоятельное (вне композиции Крещение) его изображение.
Через тысячу лет он превратится стараниями Леонардо в жеманного обольстителя.(Пардон за за столь очевидное соотношение).



Младенец оказался очень миловидным, Мария красива совершенно по античному. А руки – огромные и неподходящие. (Есть Мадонны , наоборот, с крестьянскими лицами и аристократические руки). Хотя, полагаю, что большие руки, надежно и крепко держащие Младенца это символ прочности и безопасности для людей, находящихся в лоне христианства.
Причем, надо понимать, что во времена написания этих икон иконографические традиции еще не сложились. Зато можно видеть
особенность изображения Мадонны первохристианами, еще связанными с иудейской традицией. Золотой крест на мафории в Сирии и Александрии заменил собой тфилин, одеваемый иудеями во время молитвы.
Сохранились иконы потому, что довольно скоро после создания (как и другие ранние иконы) обрели на долгие годы приют в Синайском монастыре. В настоящее время общепризнанно, что они выполненными александрийскими мастерами. Но для чьих нужд и по чьему заказу неизвестно. Да вообще, версий того, какое явление послужило началом, толчком для изготовления и почитания икон несколько. Основные
из них: амулеты и прочие вещи, наделяемые магическими свойствами, образы столпников и отцов-пустынников (Грабар), портреты епископов, заступающих на кафедру (Лазарев), погребальные изображения (Бельтинг). Это, так сказать, внешние коннотации иконописания. А вот каким образом лик живого бога стал важнее книг и заповедей, знаний и догм!
Мне вот всегда было интересно – как верующие люди относятся к музейным иконам. Если иконы висят в музее, то теряется ли их сакральный смысл, утрачивается ли святость для верующих?
Это как предмет, выхваченный из привычной среды вдруг линяет и обесценивается. И хозяева предмета, казавшегося им прекрасным,
манящим и необходимым в мороке восточной лавки, маются дома, не зная, зачем он нужен и главное, куда его уже приткнуть.

Тысячелетние скитания делают иконы непригодными для молитв? И они занимают место в генизе сакрального искусства – музее, становясь историческим артефактом. Редким, прекрасным. Но волнующим лишь
сердца и умы искусствоведов и эстетов, а не верующих людей, для которых яркий новодел, купленный в церкви, ближе и понятнее.
Наша Мадонна созданная и воспринимаемая когда-то как проявление божественного в тленном мире тоже, по-видимому, подрастеряла свою божественную природу, оставив лишь человеческую. Как бы в пику тому, что Александрия со второй половины V в. была мировым центром монофизитского учения, признавшего наличие только одной, божественной природы Христа, и отвергавшего его человечность.
Пока писала, вспомнилось высказывание, если не ошибаюсь, Ламартина, что музей – кладбище искусства. Я бы сказала, что не искусства, а жизни.