Денис Агапов — молодой консерватор

У меня было много вопросов к молодому, но опытному хирургу, который в свои 36
лет ведет практику в Питере и Москве, имеет четыре специализации, работает во
многих известных клиниках, в последнее время возглавляя отделения пластической
хирургии. Не только потому, что такое резюме подразумевает талант и профессионализм
сециалиста, делая персону чрезвычайно интересной для разговора.

«Он один из тех редких хирургов, кто в состоянии сказать клиенту правду по поводу
его ситуации», — запомнила я отзыв одной из пациенток доктора Агапова. И я тщательно
готовила провокационные вопросы, чтобы проверить, отойдет ли хирург от не всегда
радужной медицинской реальности в рассказе о самом себе. Но я проиграла. Как ни
старалась я выведать лишние подробности, как ни пыталась сподвигнуть мастера преувеличить
значение пластической хирургии и продекламировать, что в операционной он творит
не много не мало, а только чудеса, — ничего не вышло! Денис Генрихович рассказал
мне только скупую хирургическую правду. Но тем она дороже.
Корр.: Денис Генрихович, что Вас сподвигло оперировать сразу в двух столицах? Неужели
в одной из них нехватка пациентов?
Агапов: Любой уважающий свое дело человек хочет расти и развиваться. Когда Санкт-Петербургский
институт красоты открыл отделение в Москве, мне было интересно начать практику
и в нем. Операции в двух городах для меня вполне подходящий вариант — я люблю
много работать и при этом чувствовать себя спокойным. И мне необходимо быть рядом
со своими пациентами. Так что пять дней у меня операции в Питере, а в выходные
я оперирую здесь — это к вопоосу о потоке клиентов.
Кроме того, прелесть двух столиц еще и в том, что можно уловить тонкие отличия
в понимании пластической хирургии, в отношении к эстетике самих пациентов… Все
это полезно не только с профессиональной, но и общечеловеческой точки зрения.
Корр.: Что Вы понимаете под отличиями между Москвой и Питером — в культурной столице
выше академический уровень, а пациенты более утонченные?
Агапов: Нет, и того и другого хватает в обеих столицах, не нужно здесь в оценках рубить
с плеча. Я говорил о тонкостях. Просто так все не опишешь — это на уровне ощущений
и восприятий. Если говорить по существу, то в Питере я делаю весь спектр операций,
а в Москве все же больше упор идет на эндоскопические лифтинги, ринопластики и
некоторые сложные операции — повторные коррекции, вмешательства, требующие сочетания
эндо- и классических методик. Эндоскопию сейчас мало кто в Москве активно практикует.
Корр.: А что означает «весь спектр работ» в Вашей практике? Насколько известно, у Вас
есть специализации по общей, челюстно-лицевой, микрососудистой,
лор-хирургии. Оперируете «по всем статьям»?
Агапов: В хирургии я 15 лет, в эстетике — 9. Но Вы же понимаете, что специальности «пластический
хирург» не существует. И чтобы уверенно себя чувствавать и принимать ответственность
за операции, нужно быть специалистом в тех областях, которые тебе точно понадобятся.
Все, что Вы перечислили, это, на мой взгляд, необходимый минимум для пластического
хирурга. Я провожу все распространенные сегодня пластические операции,
что-то комбинирую, привношу свое — таков мой «спектр работ».
Корр.: А есть ли у Вас любимые операции?
Агапов: Нет такого понятия «любимая операция». Есть вещи, которые мне интересны, и
я знаю, что могу их делать. Наиболее частые мои операции — это эндоскопия, пластика
носа и маммопластика. Я делаю все варианты абдоминопластик, стараюсь «выжать»
из липосакции все, что может дать эта операция, и сделать фигуру пациента максимально
эстетичной, иногда я провожу операции из раздела интимной пластики, которые гинекологи,
к примеру, не делают. Признаться, затрудняюсь ответить, какая операция мне нравится
больше всего — я просто оперирую.
Корр.: Отчего же, многие хирурги чистосердечно признавались мне, что обожают, к примеру,
увеличения груди. Они говорят, что это самая эстетическая и радующая глаз операция.
Вы и к ней хладнокровны?
Агапов: Никто не спорит, что на красивый результат маммопластики приятно смотреть. Но
нужно еще понимать, что увеличение груди — это слабо прогнозируемая операция.
Делаешь грудь, и на операционном столе она выглядит одним образом, посадишь пациента,
чтобы проверить симметрию, — другим, через полгода после операции — уже третьим.
Другое дело ринопластика, когда ты работаешь с твердыми тканями, конструируешь,
создаешь стабильные формы — в пластике носа мне очень интересен сам процесс! А
с грудью все направлено на результат, но вместе с тем ты никогда не знаешь, что
получится в конечном счете. Наверное, и в этом есть своя изюминка.
Корр.: Какая же? Получается, приходит женщина, просит увеличить ей грудь, а Вы говорите:
«О'К, но никаких гарантий ее будущего вида я Вам не дам».
Агапов: Ни один уважающий себя хирург не будет давать 100% гарантий своим пациентам,
если он хочет работать честно. Это человеческое тело и хирургия, а не сталелитейное
производство. Да, я подробно разъясняю пациенткам все нюансы коррекции груди.
То, что ткани подвижны, они видоизменяются, и что любая маммопластика — это билет
на повторную операцию спустя некоторый срок. Но на консультациях я делаю все,
чтобы «попасть в яблочко». Я долго выслушиваю пациента, смотрю все фотографии
«идеалов», которые он с собой приносит, показываю свое портфолио работ. Стараюсь
не навязывать своего мнения, чтобы человек понял еще и для себя, чего он хочет
и на какой шаг решается. При этом никогда не иду на поводу у капризных пациентов.
В общем, «О'К, но ни о каких гарантиях» с порога клиентам я не говорю.
Корр.: Многие производители имплантатов для увеличения груди дают пожизненную гарантию
на свои изделия. Под этим подразумевается, что маммопластика — это
все-таки разовый билет, и повторной операции не потребуется. Из Ваших слов понятно обратное,
разъясните, пожалуйста, это противоречие.
Агапов: Вы верно сказали — производители дают гарантию на продукцию, но не на тело человека.
За этот год я ставил и протезы марки Arion, и Silimed, чуть меньше McGhan и Mentor
— все эти производители так или иначе дают гарантии. Но если с самим имплантатом
ничего не случится и у пациентки не будет никаких осложнений, то грудь под собственной
тяжестью со временем опустится, и у женщины может возникнуть желание поставить
протез большего размера или сделать
какую-то другую коррекцию. Все очень просто! Но только эти простые истины надо проговаривать
с пациенткой перед операцией, чтобы не было недопониманий в дальнейшем.
Корр.: Некоторые хирурги отдают предпочтение
какой-то одной марке эндопротезов, считая их лучшими. У Вас нет таких приоритетов?
Агапов: Но Вам, наверняка, называли именно эти четыре марки — это лидеры рынка, которые
хорошо себя зарекомендовали и, по сути, мало чем отличаются друг от друга. Есть
нюансы в размерных рядах, типах наполнения, оболочках, ценах, но главное, что
все эти протезы при умелом подборе дают приемлемый результат. Многое зависит от
организационных моментов. Например, в Питере некоторые размеры имплантатов McGhan
очень трудно достать. И в этом плане удобнее работать с Arion. Кстати, у Arion
хорош анатом со сверхвысоким профилем. У него два типа геля, как у 510 стиля от
McGhan, но он выигрывает по соотношению цены и качества. Это хороший и удобный
имплантат для коррекции груди с птозом, а я часто делаю именно такие маммопластики.
Корр.: А как же чисто эстетические операции из разряда «пышная грудь для молоденькой
девушки с нулевым размером»?
Агапов: Я делаю и такие операции, но сложилось так, что большинство моих пациенток —
это уже взрослые женщины, чаще всего рожавшие. Соответственно, и коррекция груди
идет немного другая. В хирургии ведь главный принцип — это «не навреди», а важным
качеством для хирурга я считаю чувство здравого консерватизма. Желание, скажем
так, состоявшихся женщин улучшить внешность, более осознанное и объективное. И
я, конечно, лшиний раз задумаюсь, стоит ли оперировать совсем молоденькую девушку,
у которой все еще впереди.

1 комментарий

Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.