Пластическая операция за границей:стоит ли оно того?
И тому есть несколько объяснений. Во-первых, русские, как правило, не смущаются,
когда им называют цену. Во-вторых, в подавляющем большинстве случаев платят наличными,
не прибегая к тягучим механизмам кредитных карт и деятельности страховых компаний.
И, в-третьих, после окончания лечения они уезжают домой, бесследно испаряясь на бескрайных
российских просторах и не докучая доктору утомительными вопросами по поводу тех
или иных осложнений.
Часто бывая по служебным и личным делам в Нью-Йорке, я видел в русскоязычных
газетах рекламные объявления, которые дают пластические хирурги, отлично усвоившие
все упомянутые преимущества. С двумя из этих докторов я знаком лично.
Офисы и д-ра Барека, и д-ра Чиутена полностью соответствуют ожиданиям визитеров
из России: можно понежиться на кожаном диване, попить кофейку, похрустеть галеткой,
понюхать экзотические деревья в кадках и потом, заплатив втрое-вчетверо дороже,
чем в Москве, сделать пластическую операцию. Конечно, глупо утверждать, что мы не проигрываем
частным западным клиникам в интерьере и антураже. Безусловно, западный уровень
сервиса и комфорта исподволь провоцирует человека принять услугу и заплатить за нее.
Но разве в пластической хирургии это главное? Лично я ничего против комфорта не имею.
Но главное, согласитесь, заключается все-таки в конечном результате.
И здесь выясняются интересные вещи. В лучшем случае, результат такой же, как
и в Москве (в хорошей клинике и у хорошего доктора). Иными словами, пациент платит
несколько тысяч долларов за бесплатную минеральную воду и бесплатный кондиционированный
воздух. Что же касается количества осложнений, то они у западных хирургов значительно
выше, чем в России, а их качество значительно драматичнее. То есть, устраняются
они (если устраняются) с громадным трудом.
Эти нелицеприятные заявления отнюдь не голословны. Они основаны, во-первых, на западных
научных публикациях, и во-вторых, на отечественном опыте. Все чаще пациенты, которые
оперировались «там», обращаются для исправления нежелательных последствий к нам.
Неудивительно также, что все чаще к нам обращаются
иностранные пациенты, которые надеются (и небезосновательно) на то, что недостаток
привычного комфорта будет возмещен качеством пластической операции.В довольно
известной книге доктора Джорджа Пэка с соавторами «Осложнения и проблемы в эстетической
пластической хирургии» (Complications and Problems in Aesthetic Plastic Surgery)
в перечне типичных осложнений приводятся такие, которые никогда не встречаются
в отечественной практике. Например, повреждение глазного яблока инъекционной иглой
в процессе местного обезболивания при устранении избытков кожи верхних век. У нас
эта довольно простая операция практически не имеет осложнений или нежелательных
последствий. Или — грубые рубцовые деформации лица после дермабразии, шлифовки
кожи. На несколько десятков тысяч дермабразий, выполненных в московском Институте
Красоты, никогда не было и — уверен — не будет ничего подобного. Совершенно невозможный
в России результат демонстрируется также и в главе, посвященной увеличению молочных
желез.
Подобные примеры ни в коем случае не принижают уровень и достижения западной
пластической хирургии, которая находится на достаточно высоком уровне, но… И этому
«но» тоже есть свои объяснения. Например, многие врачи, в силу особенностей западной
системы медицинского образования, приступают к самостоятельной практике примерно
в 35-летнем возрасте, когда снижается способность к обучаемости и пропадает стремление
к хирургическим импровизациям (в частности, потому, что появляется излишняя осторожность).
Короче, отсутствует все то, что превращает ординарного врача в специалиста настоящего
или даже выдающегося. Кроме того, врачи большинства стран начинали и начинают
свою деятельность в условиях очень высоких цен, а следовательно, небольшого количества
пациентов.
В России же еще 10 лет назад самая дорогая пластическая операция стоила не дороже
40-50 рублей, а значит, была доступна практически каждому. Это приводило к огромному
потоку пациентов и отсутствию конкуренции между врачами. Иными словами, существовала
необычайно благоприятная ситуация для профессионального роста — было на ком учиться
и было кому учить. К расцвету зрелого возраста за плечами российского врача, который
начинал практиковать 10 и более лет назад, стоит несколько тысяч (!) пластических
операций — число, совершенно невозможное для его западного коллеги на протяжении
всей трудовой деятельности. И этот момент необычайно важен, ибо любая хирургическая
деятельность, и пластическая хирургия прежде всего, подразумевает отработанность
именно мануальных навыков и особое чувство тканей человеческого тела, которому
нельзя научиться ни в каких университетах.
Однако поток богатых российских пациенток, стремящихся любой — во всех смыслах —
ценой, невзирая на лексические трудности, оперироваться у западного врача, не иссякает.
И последний всячески укрепляет этих пациенток в якобы правильном выборе. Главный
его аргумент заключается в том, что-де Россия — по-прежнему отсталая и закрытая
страна, оторванная от последних достижений и технологий в пластической хирургии.
Подобные заявления — просто корыстная и невежественная ложь, так как — минимум
последние пять лет — если не российские, то уж московские хирурги имеют в своем
распоряжении точно такие же инструменты и материалы, какими располагают лучшие
западные клиники. Более того, компьютеры для прогнозирования и анализа результатов
используются у нас намного шире, чем, например, в США. Последний раз я был в США
год назад и с удовольствием дал несколько уроков компьютерного ликбеза д-ру Микки
из Бермингемского Центра пластической хирургии (штат Алабама).
Говорить об изоляции отечественных хирургов тоже по меньшей мере смешно, поскольку
последние международные симпозиумы редко обходятся без нас. К слову, в 1998 году
в Москве проходила русско-французская конференция. В кулуарах один французский
врач сообщил мне, что пластическую хирургию в России можно сравнить с австралийской —
мол, та же оторванность от остального мира, то же варение в собственном соку.
На вопрос, видел ли он работы русских специалистов, он ответил отрицательно, а когда
я показал ему собственные до- и послеоперационные результаты, француз, ничуть
не смутившись, с поразительным нахальством заподозрил меня в том, что иллюстрации
пересняты из западных источников. Говорить нам больше было не о чем. Зато можно
было слушать.
Французы привезли несколько докладов, которые, несомненно, представляли интерес,
однако ничего принципиально нового мы не услышали. Кроме того, доклады наших соотечественников
в целом ни в чем не уступали французским. И это неудивительно. По-прежнему, в силу
значительно более низких цен, российский пластический хирург имеет несравненно
большую практику, а благодаря развитым коммуникационным связям, включая интернет,
находится в курсе последних новостей. Такие новинки пластической хирургии, как
лазеры последнего поколения, препараты ботокс и рестилайн, американские анатомические
каплевидные имплантаты молочных желез стали применяться в России (особенно, конечно,
в Москве) примерно в то же время, как и во всем остальном мире.
Неудивительно также, что все чаще к нам обращаются иностранные пациенты, которые
надеются (и небезосновательно) на то, что недостаток привычного комфорта будет
возмещен качеством пластической операции. Я ни в коем случае не хочу сказать,
что в нашей практике не бывает ошибок. Однако многолетний профессиональный стаж
дает мне право утверждать, что российская школа пластической хирургии совершенно
соответствует мировым образцам. Только, подчеркну, лучшим.
когда им называют цену. Во-вторых, в подавляющем большинстве случаев платят наличными,
не прибегая к тягучим механизмам кредитных карт и деятельности страховых компаний.
И, в-третьих, после окончания лечения они уезжают домой, бесследно испаряясь на бескрайных
российских просторах и не докучая доктору утомительными вопросами по поводу тех
или иных осложнений.
Часто бывая по служебным и личным делам в Нью-Йорке, я видел в русскоязычных
газетах рекламные объявления, которые дают пластические хирурги, отлично усвоившие
все упомянутые преимущества. С двумя из этих докторов я знаком лично.
Офисы и д-ра Барека, и д-ра Чиутена полностью соответствуют ожиданиям визитеров
из России: можно понежиться на кожаном диване, попить кофейку, похрустеть галеткой,
понюхать экзотические деревья в кадках и потом, заплатив втрое-вчетверо дороже,
чем в Москве, сделать пластическую операцию. Конечно, глупо утверждать, что мы не проигрываем
частным западным клиникам в интерьере и антураже. Безусловно, западный уровень
сервиса и комфорта исподволь провоцирует человека принять услугу и заплатить за нее.
Но разве в пластической хирургии это главное? Лично я ничего против комфорта не имею.
Но главное, согласитесь, заключается все-таки в конечном результате.
И здесь выясняются интересные вещи. В лучшем случае, результат такой же, как
и в Москве (в хорошей клинике и у хорошего доктора). Иными словами, пациент платит
несколько тысяч долларов за бесплатную минеральную воду и бесплатный кондиционированный
воздух. Что же касается количества осложнений, то они у западных хирургов значительно
выше, чем в России, а их качество значительно драматичнее. То есть, устраняются
они (если устраняются) с громадным трудом.
Эти нелицеприятные заявления отнюдь не голословны. Они основаны, во-первых, на западных
научных публикациях, и во-вторых, на отечественном опыте. Все чаще пациенты, которые
оперировались «там», обращаются для исправления нежелательных последствий к нам.
Неудивительно также, что все чаще к нам обращаются
иностранные пациенты, которые надеются (и небезосновательно) на то, что недостаток
привычного комфорта будет возмещен качеством пластической операции.В довольно
известной книге доктора Джорджа Пэка с соавторами «Осложнения и проблемы в эстетической
пластической хирургии» (Complications and Problems in Aesthetic Plastic Surgery)
в перечне типичных осложнений приводятся такие, которые никогда не встречаются
в отечественной практике. Например, повреждение глазного яблока инъекционной иглой
в процессе местного обезболивания при устранении избытков кожи верхних век. У нас
эта довольно простая операция практически не имеет осложнений или нежелательных
последствий. Или — грубые рубцовые деформации лица после дермабразии, шлифовки
кожи. На несколько десятков тысяч дермабразий, выполненных в московском Институте
Красоты, никогда не было и — уверен — не будет ничего подобного. Совершенно невозможный
в России результат демонстрируется также и в главе, посвященной увеличению молочных
желез.
Подобные примеры ни в коем случае не принижают уровень и достижения западной
пластической хирургии, которая находится на достаточно высоком уровне, но… И этому
«но» тоже есть свои объяснения. Например, многие врачи, в силу особенностей западной
системы медицинского образования, приступают к самостоятельной практике примерно
в 35-летнем возрасте, когда снижается способность к обучаемости и пропадает стремление
к хирургическим импровизациям (в частности, потому, что появляется излишняя осторожность).
Короче, отсутствует все то, что превращает ординарного врача в специалиста настоящего
или даже выдающегося. Кроме того, врачи большинства стран начинали и начинают
свою деятельность в условиях очень высоких цен, а следовательно, небольшого количества
пациентов.
В России же еще 10 лет назад самая дорогая пластическая операция стоила не дороже
40-50 рублей, а значит, была доступна практически каждому. Это приводило к огромному
потоку пациентов и отсутствию конкуренции между врачами. Иными словами, существовала
необычайно благоприятная ситуация для профессионального роста — было на ком учиться
и было кому учить. К расцвету зрелого возраста за плечами российского врача, который
начинал практиковать 10 и более лет назад, стоит несколько тысяч (!) пластических
операций — число, совершенно невозможное для его западного коллеги на протяжении
всей трудовой деятельности. И этот момент необычайно важен, ибо любая хирургическая
деятельность, и пластическая хирургия прежде всего, подразумевает отработанность
именно мануальных навыков и особое чувство тканей человеческого тела, которому
нельзя научиться ни в каких университетах.
Однако поток богатых российских пациенток, стремящихся любой — во всех смыслах —
ценой, невзирая на лексические трудности, оперироваться у западного врача, не иссякает.
И последний всячески укрепляет этих пациенток в якобы правильном выборе. Главный
его аргумент заключается в том, что-де Россия — по-прежнему отсталая и закрытая
страна, оторванная от последних достижений и технологий в пластической хирургии.
Подобные заявления — просто корыстная и невежественная ложь, так как — минимум
последние пять лет — если не российские, то уж московские хирурги имеют в своем
распоряжении точно такие же инструменты и материалы, какими располагают лучшие
западные клиники. Более того, компьютеры для прогнозирования и анализа результатов
используются у нас намного шире, чем, например, в США. Последний раз я был в США
год назад и с удовольствием дал несколько уроков компьютерного ликбеза д-ру Микки
из Бермингемского Центра пластической хирургии (штат Алабама).
Говорить об изоляции отечественных хирургов тоже по меньшей мере смешно, поскольку
последние международные симпозиумы редко обходятся без нас. К слову, в 1998 году
в Москве проходила русско-французская конференция. В кулуарах один французский
врач сообщил мне, что пластическую хирургию в России можно сравнить с австралийской —
мол, та же оторванность от остального мира, то же варение в собственном соку.
На вопрос, видел ли он работы русских специалистов, он ответил отрицательно, а когда
я показал ему собственные до- и послеоперационные результаты, француз, ничуть
не смутившись, с поразительным нахальством заподозрил меня в том, что иллюстрации
пересняты из западных источников. Говорить нам больше было не о чем. Зато можно
было слушать.
Французы привезли несколько докладов, которые, несомненно, представляли интерес,
однако ничего принципиально нового мы не услышали. Кроме того, доклады наших соотечественников
в целом ни в чем не уступали французским. И это неудивительно. По-прежнему, в силу
значительно более низких цен, российский пластический хирург имеет несравненно
большую практику, а благодаря развитым коммуникационным связям, включая интернет,
находится в курсе последних новостей. Такие новинки пластической хирургии, как
лазеры последнего поколения, препараты ботокс и рестилайн, американские анатомические
каплевидные имплантаты молочных желез стали применяться в России (особенно, конечно,
в Москве) примерно в то же время, как и во всем остальном мире.
Неудивительно также, что все чаще к нам обращаются иностранные пациенты, которые
надеются (и небезосновательно) на то, что недостаток привычного комфорта будет
возмещен качеством пластической операции. Я ни в коем случае не хочу сказать,
что в нашей практике не бывает ошибок. Однако многолетний профессиональный стаж
дает мне право утверждать, что российская школа пластической хирургии совершенно
соответствует мировым образцам. Только, подчеркну, лучшим.
1 комментарий